С недавнего времени в календаре официальных праздников появился Всероссийский день семьи, любви и верности (День памяти святых князей Петра и Февронии). Символом государственного праздника стала ромашка. А взамен западных валентинок россияне могут вручать друг другу «февроньки», выражая тем самым любовь и преданность близким. Насколько органично влился в нашу жизнь этот праздник? Станет ли он основой для формирования новых традиций общества? С этими вопросами мы обратились к доценту кафедры культурологии ОГУ, кандидату философских наук Т.Ю. Скопинцевой.
Культура – это органика. Она складывается на основе многочисленных предпосылок, исторических оснований. Вмешательство в нее требует высокого профессионализма, ответственности. Праздник не рождается по заявке управленца. Культура изменяет нас в той же мере, что и мы культуру. Культура так же активна, как и субъект ее действия, – неизвестно, кто изменит мир скорее. Нужен теоретик, профи - без этого результат непредсказуем, и «пудинг может съесть нас!» (помните сцену из «Алисы в Зазеркалье» Л. Кэрролла?).
Время закрепления легенды о Петре и Февронии в русской культуре – расцвет и позднее средневековье Руси (XV - середина XVI века). Это время полного крушения архаических компонентов культуры, в том числе и семейных, и женских. Период канонизации сложившегося в период расцвета русской средневековой культуры – в толще русской повседневности - текста предварял страшную эпоху русской истории, получившую название Смутного времени. В Смутное время происходило разрушение традиционной нравственности (русской, основанной на архаике, и сформированной в период расцвета средневековой - городского типа), семейной, средневековой и городской культуры (новый город строится на новых основаниях – не на тех, на которых стояли Древний Киев и Новгород). Новый горожанин – ловкий предприимчивый москаль, «сделавший себя» на обмане, хитрости и силе, не принимался массивом русской сельской культуры. В традиционной культуре модель московской предприимчивости и силы была маргинальной. Обыватель не признавал такого пути закрепления в мире. Нужны были новые модели и способы самореализации. Новая модель женщины–правительницы, гармонизирующей властные отношения и налаживающей мир и согласие в стране, заявлена в легенде о Петре и Февронии. Она сложилась в обыденной культуре и оттуда, видимо, по причине высокой востребованности вошла в мир официальной культуры (была включена в церковный канон).
Сама легенда воспевает не семью, а гармонию мужеско–женского мира, особую, так и не получившую своего слова в нашей культуре, «симфонию власти». Период системного кризиса культуры московского типа породил две основные модели культурного поведения в вариантах Домостроя: написанного попом Сильвестром и народной легенды о Петре и Февронии. Модель Домостроя вошла в повседневность городской и профессиональной жизни: из официальной культуры в конце XVIII века она пришла в обыденность, прежде всего купеческой культуры. А вот легенда о союзе простой девы и князя имела «обратный маршрут», закрепилась «самотеком» в повседневности и имела столь значимое хождение в среде обывателей, что не могла не попасть в канонический свод, а затем в тексты официальной культуры. Ее смысл и основной посыл имел не узкое, семейное, а общекультурное звучание. В легенде отсутствуют какие-либо указания на собственно семейную жизнь Петра и Февронии, об их детях, взаимоотношениях в семье легенда ничего не повествует. Ее смысл - правление долгое и праведное и смерть в один миг (мужеско–женская природа и вечная нераздельность этого бинара власти). В данной модели в последующей истории России работали все российские женщины. Наши Февронии - это неизвестные сельские учительницы, политические деятели и многие другие, положившие свою жизнь на алтарь государства.
Любой текст – это инструмент культуры. Как любым инструментом, им можно и строить, и убивать. Всю предыдущую историю текст о Петре и Февронии работал в повседневности, или поверхностной, официальной схеме культуры, – складывал новые тексты, порождающие женщин-деятелей: не совсем по легенде, но на ее основе. Советская женщина – это порождение такой модели. Она супердеятельница, лишь временно отклоняющаяся от нужного пути на период рождения детей и семейной повседневности. Для формирования женщины–матери (о которой мы сегодня так много говорим) нужно не только время, но и мощная культурная оснастка. Хотя многие ссылаются на природное материнское начало женской культуры, женщина, как и мужчина, живет в не природном мире, по культурным моделям.
Праздник, о котором мы сегодня вспоминаем, возрожден искусственно - как политтехнология, как инструмент культуры. В качестве такого инструмента можно использовать любой текст. По форме эта легенда не ориентирована на сохранение семьи, но если снабдить ее соответствующим контекстом, позитивный результат возможен, однако непредсказуем. Теоретики здесь своего слова не сказали: работ по данному профилю не было, ценности семьи наша культура еще не заявила – декларация общих фраз к проблеме сохранения семьи отношения не имеет. Можно только молиться в надежде, что культура в своей органике выдаст какой-то позитив!